Жуй Войне

Это не китайское имя. Это вообще не имя. Это та часть тела, которую я хочу показать Войне. И всем тем, кто ее любит. Потому что Война — это те кто ее любят и хотят. Они ее дети и ее отцы. Слившиеся с ней в кровосмесительном экстазе. Меня тошнит от них. Я хочу, но не могу назвать этих тварей их подлинным именем. Не могу сказать, на каком месте я хочу видеть Друзей Войны, поющих гимн смерти. Я слишком уважаю свой язык.

Ужас не победить красотой. Хама и мерзкою свинью, плюющую вам в лицо, пинками гонят из приличного общества, а не читают ему стихов. Человек, зовущий мир к войне, в моих глазах перестает быть человеком и является свиньей. Независимо от глубины его философского ума и заслуг перед отечеством. Невзирая на статус и воинское звание. Ранг по службе не делает нас человеческими существами. Это наша работа — стать людьми.

Для многих она слишком тяжела. Они предпочли участь свиньи. Военно-патриотической свиньи. Потому что любить Родину, это одно, а любить Смерть, это совсем другое. И не надо позволять себя путать выскоми словами. Ублюдки, мечтающие что бы вы умирали за их идеи на полях сражений в лужах крови и дерьма, хорошо научились говорить красивые речи. От них захватывает дух. Остановите себя. И плюньте им в рот.

Потому что, если Вы этого не сделаете, если позволите им говорить, то именно Вы будете корчиться в агонии на дне сырого окопа с развороченным брюхом, собирая в грязи собственные кишки. Или это будет кто-то из тех, кого Вы любите. И это может случиться быстрее, чем Вы думаете. Как это уже случилось с поколением наших дедов семьдесят лет назад. И с их сверстниками по всему миру. Независимо от языка и нации.

Сегодня ночь их памяти. Мы не знаем их имен. Но они умерли, что бы мы жили. И я не хочу, чтоб их разорванные тела стали знаменем новых военных свиней. Тех, для кого история — это история войн и побед. История убийства одними человеческими существами других ради химер, называемых родина, вера и честь. Нет чести в том, что бы убивать и умирать. Честь в том, что бы жить и делать мир лучше. Моя родина это Жизнь.

Те же, чья родина — Смерть, мне иноземцы. Я не хочу слышать их лай с телеэкранов под гязг танковых гусениц и рев боевых самолетов. И не хочу, чтоб его слышали прекасные мальчики и девочки, рожденные что бы любить и быть любимыми. Потому что их сердца открыты, и тела полны сил, но слишком многое мешает им жить в полную силу. Им легко показать врага. Увлечь суровым строем военного парада и эстетикой геройской смерти.

Мир это уже проходил. Много раз. И едва остался жив. А его прекрасные молодые люди стали пищей для червей. Я не хочу, что бы это случилось на моей земле еще раз. И по этому я хочу показать войне то, что не показывают обычно друг-другу приличные люди. Не потому что я эксгибиционист. Просто потому, что со свиньями надо вести себя по свински. И никак иначе. Пока они не вошли в силу и не растоптали все то, что вам дорого.

Жуй войне. Жуй всем военным свиньям. Я не хочу, что бы вы паслись посреди моей страны. Что бы отравляли умы с телеэкранов. Мы проживем без вас, и это будет прекрасная жизнь.

Огурцы убийцы

Кто к нам с огурцом придет, тот от огурца и погибнет...

Русские люди всегда недовериво смотрели на Запад. Какого добра можно ждать от страны, где даже солнце норовит скрыться за горизонт? И как они там живут, болезные, во тьме и невежестве, не познавшие ни благой вести бога православного, ни отеческой порки, ни счастья склонить колена под сильною рукой, и лизать, лизать сладко сапоги вождей и начальников, от мала до велика...

Напасть и морок вечно приходили с тех мрачных краев. То конституция, наглым сапогом поправшая гордое чело самодержца. То свобода слова, бесстыдно извлекшая кляп из уст умников и писак, от веку вставленный туда пращурами. То искусительное право самим выбирать себе начальников... Благо, власть хранила бдительность, и берегла народ от заразы сколь было в силах. Да и народ себя стерег.

Однако, беда не приходит одна. Не успели мы, под рукою богом данной власти, стряхнуть проклятую свободу, как пожаловала новая чума. На бескрайние нивы, на дремлющие села и города, надвинулось и встало у порога войско врага. На сей раз коварный дух запада явился к нам в обличьи мирного овоща. Обычный ни примечательный с виду огурец стал ныне носителем страшного зла. И он уже среди нас.

Марширующие строем ряды вражеских огурцов занимают без боя полки наших магазинов. Бессчетными ордами пересекают границу в запломбированных вагонах, и устремляются, подобно изготовившейся к прыжку змее, к самому сердцу страны. Их источающие яд клыки готовы вонзиться во все святое, что дорого нам от веку. Под их копытами пали крестьянские поля, не сдержав победного натиска тьмы.

По счастью, дозорные с высоких башен Кремля не дремали, и углядели напасть. И кликнули клич, и отозвалось ему сердце патриота, если не был он продавшим родину презренным торговцем овощами. Потому что торговать забугорным ему, видите-ли, выгодней и проще, чем гниющими плодами отчизны. А что бы отклик был горячее, объявили граду и миру, что огурцы, пришедшие с запада, несут смерть.

И ходит смерть, в обличьи огурца, по городам и хатам, и косит люд направо и налево. И пали жертвой многие, кто в легкомыслии решил побаловать себя заморским яством вместо детища родимых нив. И от греха того желудок изменил им, и восстал, и обличал их, и свидетельствовал против них сурово. От мук тех сии несчастные и отошли в мир праотцов вскорости, бесславно и без покаяния.

На том и сказке конец, и урок и поучение. А кто слушал молодец, и не станет есть заморский овощь, нам на погибель взращенный рукою врага. Власть же отечески защитит нас от бед, если мы и дальше будем вылизывать ей то, что она прикажет. А не станем дивиться запрету на торговлю европейскими овощами, и засунем себе куда подальше вопросы о том, кто, кому, и сколько за это заплатил.

Городской колумб

Иногда я вспоминаю. Время и память так устроены. Несмотря на модные заклинания про здесь-и-сейчас, вспоминают все. И это здорово. Память и умение с ней обращаться делает нас людьми. Потому что наша личность — это воспоминания о нас, вызванные из небытия нами самими. То есть, мы — это воспоминания о воспоминаниях. Правы полагавшие, что мы живем, пока нас помнят. И не можем прийти сюда еще раз, пока память о нас не умрет. Хотя нет никакого «Я», которое бы приходило и уходило. Ведь воспоминания не ходят. Они всегда там, где и были. В Прошлом.

Однажды, ребенком, я шел по улице в чужом районе. Я любил "путешествовать" - сбежать с уроков, или просто в свободное время, прыгнуть в автобус и укатить подальше, гулять по своему городу, который тогда казался мне таким огромным и неизвестным, открывать неизвестные улицы и площади, смотреть на незнакомые мне здания, замечать на улицах автобусы и трамваи с невиданными мне номерами. Этакий Маленький Колумб, ищущий неведомых земель и находящий иногда приключений на то место, откуда растут бегущие по земле ноги. Ах уж эти Приключения...

И вот, иду я, куда глаза глядят, сиречь прямо по тротуару вдоль дороги, а время было самое советское, пробок не было, да что пробок - движения не было практически! Кроме как на главных улицах, а эта была окольная, до сих пор ее днем перейти спокойно можно от машин не уворачиваясь, а тогда вовсе пусто было...

Время было самый рабочий день, и район спальный, на улице пусто как после взрыва нейтронной бомбы, звенящая пустота. Иду, глазею...

И тут навстречу мне идет пацан, и видно, что на год-два меня постарше. А то и на все три. А в 14 лет три года, это огромная разница и подавляющее превосходство в силе. А времечко было хулиганское, в чужом районе запросто подходили, спрашивали "ты откуда?!" и лицо били чужакам почем зря, да и мелочь отнимали...

Вобщем, иду я, и понимаю - попал... И никого Больших и Взрослых рядом, чтоб к ним примазаться и чтоб защитили... И собрался я на другую сторону улицы перейти - чтоб с будущим обидчиком моим не встретиться...

Ан думаю - ведь перейду на ту сторону - а он же не тупой! Все поймет, что я испугался - и за мной!!! И тогда точно кранты... Бить будет сурово и безжалостно, как труса, и ничто не спасет, и будет очень больно...

Так и замешкался я в этих мыслях. Иду ему навстречу, озираюсь - а иду. И он идет...

И тут - вижу в его глазах Ужас... И он как-то вдруг сгорбился, съежился - и быстренько так озираясь перебежал на другую сторону улицы!!!

И тут я все понял...

Я понял, что люди боятся. Боятся всего. Меня. Просто потому что я - Человек. И боятся все и всего. А герой это тот, кто не выдал своего страха на секунду дольше. Только миг надо продержаться. Победитель — берет себе все.

И с тех пор пошла у меня совсем другая жизнь...

С тех пор понял я как быть крутым. Узнал, что это легко и приятно. И видеть страх в глазах Другого - это дикий восторг. А власть держать судьбу Другого в своей руке — невыразимое наслаждение, выше коего нет на земле, да и на небе наверное нет....

Вот от этой жизни мне потом пришлось долго отделываться - и от всего того, что я в ней сделал, и от того, что чувствовал, и того, в чем себя тогда убедил. И это действительно огромное наслаждение и настоящая свобода. Глупо прожить жизнь по решениям, принятым когда-то маленьким напуганным подростком. И бесконечно глупо полагать их истинами о человеческой природе и руководством о том как жить. Еще глупее за них умирать. Хотя многие из тех, кого я знал, так и поступили.

Но это уже совсем другая история, и друзьям своим я обещал о ней долго не писать, пока они совсем старые не станут. А пока — хватит.

…....................

Недавно эта старая история имела продолжение. Я вновь решил надеть маску городского колумба. Всего на день. Оставить ключи от машины и забыть про важные дела. Прыгнуть в первый попавшийся автобус, и поехать куда глаза глядят, пройтись по местам и районам, где не был много лет, а то и десятилетий, или вовсе никогда, потому что районов тех в ту давнюю пору еще небыло, или не хватило духу туда добраться. Правда, сегодня поездка по нашим улицам может занять долгие часы, и что бы избежать пробок я выбрал один из выходных, когда город окунается в сонное прошлое.

Именно выбрал, а не «пожертвовал», как часто говорят о потраченных на собственные причуды часах и днях. Потому что наше время это наша жизнь, а не две разных вещи или параллельных процесса, текущих, словно две реки всяк своим чередом. И нет возможности положить сэкономленное время в банк под проценты, а потом востребовать его на что-то более важное, или под старость, когда осознаешь по настоящему цену каждой лишней минуты, и жить на него. Нет. Оно все равно пройдет. Как прошли минуты, когда я писал эти слова. И ни одна из них не была напрасной.

Сожалеть о прошедшем есть удел неудачников. Тех, кто находит в минувшем лишь корни сегодняшних огорчений. Независимо от того, что там было на самом деле. Участь победителей не многим лучше, хотя для них воспоминания, это память об успехах и преградах, преодоленных на пути к сегодняшней высоте. Им веселее жить, покуда очередной барьер не сломает им ноги. Пусть даже это окажется последняя высота — смерть. Мудрый использует память как хозяйка свой погреб. Как кладовую для полезных вещей. Даже если мы сами их туда поместили.

Мы — это то, что мы помним о себе.

А еще, мы — это наши причуды. Потому что в них отражаются до конца наши тайные мечты, и открываются лики всех тех ставшие тенями никогда не живших людей, которыми мы могли бы стать, да так и не стали, и никогда уже не будем. Потому что жизнь, это выбор. Предполагающий убийство самого себя в альтернативных версиях. И всякое решение отсекает от нас бесконечную череду других возможных «Я» в других неслучившихся будущих. Существуют ли они где-то, подобно параллельным мирам фантастических романов? Кто знает. Мы здесь, и мы те, кто мы есть.

Кем бы я стал, если бы та давняя встреча произошла иначе? Если бы Я, а не Он, перешел первым на другую сторону улицы? Если бы я вобще никогда не оказался там? Я был бы другим человеком, принял другие решения, встретил других людей, и поступил бы с ними по другому. Я думал бы иначе, верил в иное, вспоминал другие события и читал другие книги. Тот «Я», кто я есть сейчас, был бы мертв. А жил бы вместо него другой, незнакомый мне человек, общего со мной у которого были бы лишь детские воспоминания до того дня. Был бы это Я? И что это тогда — быть собой?

Да была ли эта встреча? Или я сам ее туда поместил? В годы куда более поздние, когда услужливая память создает объяснения сегодняшним дням? Или во времена бесконечно более поздние, когда я стал переделывать себя, как архитектор перестраивает старый город по новому проекту, потому что жить в старом стало уже не комфортно, и новому мне потребовалось не только новое настоящее, и новое будущее, но и новое прошлое? Ведь память, это всегда реконструкция. А не путешествие на машине времени. Память это змея, кусающая сама себя за хвост.

Прошлое это то, что мы будем вспоминать о сегодняшнем дне в будущем, когда оно настанет. А не здесь-и-сейчас, замороженное на века в морозилке подсознания.

…....................

Город произвел странное впечатление. Это действительно было похоже на путешествие на машине времени. Пространство, словно послушавшись Эйнштейна, развернулось в линию времен, хотя наша скорость была бесконечно далека от световой. Или я просто того не заметил? Живя в центре, ощущаешь эпоху. Новые лица. Люди, одетые со страниц модных журналов на авто из последнего каталога. Современный язык, актуальные темы и концептуальное искусство. Архитектура нефтебума, разреженная скелетами кризисных недостроев. Стильный постмодерн плакатов. И вдруг...

Чадящий автобус словно перенес меня в девяностые. Кричащие желто-красные вывески в беспорядке налеплены на обшарпанные стены. Озлобленные лица оплывших людей в китайском ширпотребе. Компании стриженных ежиком парней с хмуро сведенными бровями перетерают рамсы на давно забытом наречии из песен русских шансонье. Грязь, пыль, обшарпанные детища советского автопрома на вечном приколе у бордюра. Вопящие матом на детей молодые мамы. Орущие на них на том же языке мужья с бутылкой пива в плохо слушающейся руке.

Есть такое слово — родина... Возможно, мы называем родиной ту часть своей собственной памяти, которую не можем изменить? Окостеневший скелет нашего «Я», на который мы можем нарастить любые мускулы и напялить модный костюм, но естество так и будет выпирать при каждом неосторожном движеньи? Было ли мое путешествие тем самым неосторожным движением? Причудой, показавшей мне мое истинное лицо? Или лицо моего народа, моей страны? Узрев которое, я в ужасе отшатнулся? Но, я не чувствовал ни ужаса ни отвращенья. Скорее, восторг...

Радовался ли я за этих людей? Или за то, что я не один из них? За использованный шанс избежать их доли? Или узнавал собственную молодость, когда это был мой мир, а я - одним из тех нахмуренных молодых людей, рассуждающих на странном наречии об истинном и ложном. О добре и зле, о честных пацанах и омерзительных предателях-козлах, и о том, как первым положено поступать со вторыми. О позорной и незавидной роли баб, и гордом имени настоящего парня. О набивших карманы комерсантах, не желающих по собственной воле делиться, и о том, что со всем этим делать.

Возможно ли, что они — это я? Только сделавшие другой выбор? На той безлюдной улочке, примостившейся в темном уголке памяти. И общие у нас лишь воспоминания о детстве, да о стране, которую мы потеряли, только не помним где. И нет ни одного живого существа в той стране, кроме меня и моих отражений. Теней никогда не живших, причудливо отразившихся в моих глазах. А может, затем и совершил свое путешествие Колумб, что бы искать путь в прекрасные края, а понять, что мир — круглый? И куда бы мы ни пошли, встречать мы будем лишь самого себя? Да и есть ли здесь кто-то другой?

…......................

Ева Луна

Случилось так, что Луна исчезла. Всего на пару часов, минувшей ночью. И мне сразу стало чего-то нехватать. Она просто вышла, спряталась в тени Мамки-Земли, устав от горячих и настойчивых ласк Солнца. Девушки часто так поступают. Хотя после жалеют и удивляются, что это с ними было... Но минувшего не вернешь.

Древние верлили, что Луна живая. Легенда о Еве — праматери живого, это миф о Луне. Она Селена, Хава — взирающий с небес глаз Великой Матери, универсального женского начала бытия, дающего и забирающего жизнь. Ей с безначальных времен противостоит черная луна Лилит, небесная женщина-дьявол.

И если сияющий и белый лик матери, подруги и любимой является нам каждую ночь, то темный лик демонической Лилит скрыт от наивных мужских глаз. Хотя и присутствует с нами рядом ночью и днем. Ведь они сестры-близнецы, и ночь есть лишь продожение дня, только другими, более изощренными, средствами.

И всякий раз, когда нас в младенчестви баюкали руки матери, рядом была чудовищная пожирательница младенцев. Лилит, Медея, валькирия, демоническая мать, убивающая собственных детей. Как часто мы видели этот жуткий образ в родных глазах, как жутко слушали ее рык в звуках колыбельной...

Когда мы стали большими, и пришла пора отправляться на охоту за возлюбленными, нас уже ждали обе сестры. Иным достались объятья белой, в других вонзились когти и клыки черной. Хотя обычно и та и другая оказывались в одном теле. Но самые ловкие из охотников предпочитали находить их под разными именами.

Любить ту, кто заживо сдирает с тебя кожу, пьет кровь и вырывает жилы, находя утешение в другой. А зарастив раны, вновь с алчным желанием подставлять плоть хищному зверю. Увы, многие из юных охотников постарели, но не набрались мудрости. И до седых волос бросают своих Ев ради их кровожадных сестер.

Когда же вслед за старостью придет смерть, то в ней мы узнаем обоих. И тех, кто жил не жалея себя, но с радостью к людям, унесут светлые руки Евы, и будут любить и ласкать, пока не забудет пленник имя и род свой, и не оставит все что любил на земле. Что бы родиться среди нас от новой Евы.

Тех же, кто жил со страхом, и был безрадостен и полон тревог, подхватят черные когти, и унесут, и закружат, и разорвут его робкое сердце, в котором не нашлось дерзости жить так, словно жизнь есть только сон. И для него не будет неги, но вечная пытка. Пока не забудет себя, и все что любил. И еще долго после того.

…..............

И когда настанет ночь затмения, то смутный ужас змеей заползет в сердце. Потому что это час Лилит. Время, когда она поедает свою сестру. И мы остаемся с ее ненасытным чревом один на один, как дитя перед ночной тьмой в одинокой кроватке. И она протянет к нам свои когти. И коснется нас.

Тогда мы поймем и вспомним все. Кто мы есть, и кем были, и кем могли бы стать, да не стали. А еще вспомним, как мы убивали свою Еву. Как отводила она глаза, когда мы привозили к ней свое разорванное ее сестрой сердце. И как давали обещанья, которые не желали исполнить и не исполнили.

А по утру мы проснемся, и узнаем, что Луна это лишь мертвый камень у нас над головой, и наша Ева снова сварит нам кофе, который мы никогда не любили. И поцеловав ее в щечку мы поедем к своей Лилит, чтобы напоить ее своей кровью. И даже дадим ей за это немного денег. И будем счастливы.

Мертвый полковник

Хороший полковник — мертвый полковник

Предназначение военного — умереть по приказу. Его работа: убивать незнакомых людей и разрушать их имущество. Его жизнь это ваша смерть. Его смерть есть продолжение жизни. Воин подобен муравью-солдату, существующему и обретающему смысл бытия лишь в рамках муравейника. Без своих и врагов, без командиров и приказа, без знамени и присяги, он подобен сорвавшемуся с цепи боевому псу. В древней Японии таких называли ронин — воин и слуга, потерявший хозяина.

Сегодня Россия похоронила самого известного из своих ронинов. Герой-полковник, ставший убийцей, насильником и садистом. Лично во время боевых действий пленивший, пытавший и казнивший местную девушку. Преданный сделавшей его убийцей властью и обществом, легко сдающим своих ради коньюнктуры или мечты о гуманности. Отсидевший свое и помилованный. В годы Великой Войны наши деды расстреливали таких перед строем. Нынче выродками гордится вся Россия.

В войне великой и настоящей, на которой воевал мой дед, то же бывало разное. И выродки попадались с обоих сторон. Но наши своих насильников публично казнили. В назидание, искупление, и чести воинской ради. И ни одной собаке не приходило в ум нести им на могилы цветы. А нашим оппонентам потребовался нюренберг. Так что, или мы придем в себя и станем презирать злодеев, а не делать из них национальных героев, или нам всем скоро потребуется свой трибунал.

День без России

День России прошел, а сама она осталась... А случись все в точности наоборот — занятная бы вышла коллизия! Праздник продолжается без именинника, исчезновения коего никто не заметил. Великая Русь, созданная в незапамятные времена суровыми варягами, словно крейсер Варяг, потопила себя сама, чтоб не сдаться врагу. Круги разошлись и стихли, и ничто не напоминает о чудовищном Китеж-граде, раскинувшемся на просторах Евразии, и кипящем в нем празднике жизни. При том праздник продолжается с нарастающим размахом, как ни в чем ни бывало.

Безымянный враг наш, разумеется, все тот же Запад, с его коварной и неприемлимой среди наших осин демократией, правами личности и технологическим прогрессом. Русь же от его прелестей бежит, аки стыдливая девица, и норовит утопиться. Причем, в нефтяном озере. Там, среди углеводородных русалок и водяных, вернее нефтяных, протекает потаенная жизнь ее, не достигая поверхности. Однако, праздник подводного (поднефтяного) царства — для немногих. Там царят медведики, обитающие на глубине и не выносящие свежего воздуха и солнечного света.

Иногда нефтяные медведики поднимаются на поверхность, чтоб осчастливить подданных очередной благой вестью о величии родины и предостеречь от происков коварного Запада. Заодно напомнить о необходимости вовремя платить дань на содержание воинства и двора государева... Потому как без оного двора не будет государевых слуг, а без них все стадо разбежится, и примется чего доброго жить-поживать припеваючи, да добра наживать. А это уже прямой путь к демократии, самоуважению и гражданскому обществу, то есть к погибели Рассеи. А тому не бывать.

Показательное всплытие медведиков на поверхность происходит по народным праздникам. Говорящие головы возникают в телеящике и приветливо улыбаются. Наступает ритуальное говорение, а после танцы. Сиречь всенародная попойка с концертом и феерверком. Словно праздник великий. День народного единства, день победы, а вот еще день независимости России... Независимости — от кого?! От цивилизованного мира и его ценностей? От своей истории? От построенной на крови предков империи? Впрочем, неплохо было бы получить независимость от собственных правителей...

Потому что с ними — кирдык. Сколь водки не выпей, а нефть не вечна. Когда нефтяное озеро пересохнет, на дне останутся скелеты. С каждым днем праздника финал становится все более неизбежным. Власть функционирует как присосавшийся к земле пьющий ее соки вампир. Стая вампиров не планирует заботиться ни о развитии страны, ни о подданных. Выживание — собственная проблема людишек. А вампиры залягут в хрустальные гробы в теплых краях. Убежища они уже приготовили. Для людей там места нет. Так же, как нет его и в подступающем с каждым днем будущем...

….........