Письмена на песке

Моим словам не место в вечности…

Настало лето, и слова, недавно привычно и твердо ложащиеся на бумагу, потекли словно тающий на солнце шоколад. Что, впрочем, ничуть не прибавило им сладости, но скорей сделало еще более непотребными. Иногда настают минуты, когда слова отступают, и становятся не нужны. Лето и состоит из таких минут.

То что было льдом, обратилось в пламень. Или принялось носиться вокруг, словно не знающий покоя ветер. А может, это просто плавятся мозги. Однако, как бы там ни было, структуру текста покинула твердость. И логос превратился в податливое тесто. Сейчас я взобью его, начиню смыслами, и поставлю в печь.

Как вы поняли, под печью тут понимается собственный котелок читателя. Это место, где облеченные в слова авторские смыслы обретают для вас собственный вкус. Тогда их уже можно есть. Впрочем, и здесь не обошлось без сыроедов. Эти добрые люди верят, что природа хороша как есть, а все беды от людей.

Последовательно двигаясь этим путем к его незавидному финалу, эти ребята потребляют смыслы, не подвергая их предварительной термической обработке. Что должно быть заранее категорически запрещено в сопроводительном тексте на упаковке. То есть, в авторском предисловии. Однако, за всеми не уследишь.

Предоставим же несчастных их судьбе, а сами последуем за логикой слова. Она уведет нас в края, где солнце никогда не заходит, при этом совершенно не мешая светить звездам. Это дивный мир торжествующего разума, исполненного самых высоких чувств. Во всяком случае, автор в это верит. Иначе не стал бы никого грузить.

Впрочем, судя по многому, мной прочитанному, большинство авторов руководствуется чистым садизмом. Либо постыдной и тяжкой навязчивостью, вновь и вновь понуждающей их к ментальному стриптизу. Сиречь к принародному срыванию всех и всяческих масок как с собственного голого духа, так и с реалий внешнего мира.

По некой досадной оплошности, большая часть ментальных эксгибиционистов не согласует движения обнажаемой души с чарующей мелодией. Скорее, их можно сравнить со стремительно выбегающим их кустов маньяком, в похотливой страсти своей обнажающим пред случайными прохожими непрошеную Истину.

Однако, я не таков. И истина останется в ножнах, скрывая свою остроту. И щадя разум адресата, к коему она тщетно вопиет. Пускай гуляет до осени. Настанет час, когда тучи закроют небо, и дух обратится от созерцания распростертых на пляже тел к поиску стоящего за призрачным покровом бытия глубинного смыла.

Тогда и поговорим. Пока же слова мои словно следы на воде. Набежит волна, и слизнет письмена, что в тщеславии мы зовем воплощением разума. Миру безразличен разум. Он прекрасен и полон жути. Слова отступают пред ним. Поэтому сейчас я пойду на залитый солнечным светом пляж. И буду рисовать на песке.

Смысл этому вы вполне можете придать сами. Чай не маленькие. Так что, что-нибудь придумаете. А на нет и суда нет. Лето, знаете ли.

Сумма нулевых

От перестановки мест слагаемых иногда хочется повеситься.

Улыбка средневековья

Сложившееся в нулевые российское общество можно по многим чертам отнести к средневековым. Оно жестко разделено. Чиновничество стало отдельным слоем, оторванным от народа. Близость к власти является источником благ. Место в вертикали это доступ к ресурсам, воспринимаемым как собственность. Должность дает источник извлечения феодальной ренты и лицензию на тотальную вседозволенность.

Хотя оно ближе к нравам, структуре и порядкам средневековой Флоренции, нежели Золотой Орды. Жизнь городской республики включала в себя иллюзорную демократию, внешнее соблюдение законов и приличий, покровительство искусствам, и множество иных благ. В ней вполне можно жить без особых опасений. Тайная стража приходила лишь за опасными мятежниками, позволяя прочим вволю развлекаться.

Естественно, реальная власть принадлежала узкому кругу лиц. Политика являлась полем тайных манипуляций и закулисных игр. Ее внешним проявлением были периодические войны с соседями, массовая пропаганда, возвеличивающая правителей, и регулярные экономические кризисы. Меж народом и властью существовал консенсус, состоящий в невмешательстве в дела друг друга при условии уплаты податей.

Старые стены

Метафора нового средневековья глубже, чем публицистический парадокс. Феодальными по сути являются структура управления, экономические отношения и народные нравы. Личная верность почитается больше, чем порядочность и ум. Искусства и пресса служат возвеличиванию правителей и живут на содержании государства. Церковь чувствует себя абсолютным феодалом и партнером власти.

Экономика построена на извлечении прибыли из находящихся в земле ресурсов. В средние века источником благ было плодородие почвы, ныне это содержание недр. Класс, обладающий правами на них, является основным субъектом экономики. Права эти жалует, распределяет и контролирует сама власть. Она же диктует правила поведения в сфере духовности, распространения информации и высокой культуры.

Социальные порядки и носители власти воспринимаются массовым сознанием как данность, не подлежащая изменению. Правитель становится объектом инфантильных фантазий о величии, и отождествляется с магическим защитником. Впрочем, при утрате доверия он вместе с правящим классом быстро превращается в объект садистических фантазий. От которых недалеко и до реальных злодейств.

Послевкусие рабства

Однако, пока плодородие недр позволяет избегать голода. И даже поддерживать качество жизни на достаточно высоком, по сравнению с прошлыми эпохами, уровне. Благополучие проявляется в кажущемся расцвете культуры, являющейся царством симулякров. Имитации дают людям иллюзию насыщенной жизни. Впрочем, тотального промывания мозгов не происходит. Это добровольный массовый конформизм.

Корнями он уходит в предыдущую эпоху. В отличие от сегодняшней, ее можно определить как государственное рабовладение. Строй, подобный древнему Китаю, поздней Римской империи и восточным деспотиям. Рабами государства были все. Само оно персонифицировалось в фигуре обожествленного правителя. Его окружал ближний круг привилегированных лиц. Тайная стража жестоко искореняла крамолу.

Тоталитарное рабство возникло как катастрофический регресс общества после неудачной попытки выйти из феодализма. Буржуазно-демократическая революция разбудила архаичные силы народа, не обладающего должной культурой и уровнем развития, но имевшим за плечами тысячу лет крепостного рабства и кровавых бунтов. В итоге, вместо перехода на более высокий уровень случилось обрушение.

Окончание времен

Память о произошедшей катастрофе, и последовавшими за ней десятилетиями чудовищного кошмара, прочно поселилась в коллективном бессознательном народа. Часто она проявляется через формирование у людей ложных воспоминаний, вытесняющих память о пережитом ужасе. Воображение послушно корректирует реальность, создавая фантазии о великом и прекрасном советском прошлом.

Широкое распространение этих феноменов создает риск повторения катастрофы. Однако, смена поколений делает ее все менее вероятной. Вместе с тем, феодальная власть использует память о прошлом и страх перед ним для своего увековечивания. С одной стороны подчеркивая контраст между прошлым и современностью, с другой же играя на ностальгии по воображаемому величию. Это очень опасно.

Риск внутреннего коллапса накладывается на внешние угрозы. Сегодня они не только не встречают противодействия, но даже не осознаются. Опасность, которую власть предлагает видеть в цивилизованном западе, на самом деле исходит с варварского юга. И с бурно развивающегося востока. При сохранении нынешнего положения, Россия ничего не сможет им противопоставить. Это станет ее концом.

Новая надежда

Однако, новые поколения все меньше подвержены давлению архаичных сил русской коллективной души. Молодые в большей степени чувствуют себя европейцами, чем носителями нашей древней культуры. Они не склонны очаровываться ценностями массового самопожертвования ради величия государственного молоха. Им ближе идеал индивидуального развития, личностного роста и личной свободы.

По мере того, как эти идеи овладевают массами, русский феодальный римэйк становится обречен. Старые страхи не пугают, а идеалы минувшего никого не в силах обмануть. На стороне режима остаются те, кто плохо умеет считать. Либо те, кто просчитался, сделав ставку на карьеру во властной вертикали. И самые расчетливые, надеющиеся напоследок сорвать куш. Но это ненадежная опора.

Возникшее в обществе противостояние фундаментально и неустранимо. Оно не рассосется само. И не может быть подавлено силовыми методами. Его не удастся заболтать. Даже если подкупить или уничтожить лидеров, запугать людей, или резко улучшить их материальное положение, суть дела останется прежней. Это конфликт меж уходящей формацией и новым социальным строем. И его решения не избежать. По счастью, оно может оказаться мирным. И принести весьма неплохие результаты.

Шкура неубитого медведева

Попал к медведям – поступай как охотник.

Медвежий угол

Давно известно, что даже дрессированного медведя можно научить ездить на велосипеде. Практика русской суверенной демократии показала, что дрессированных медведей можно научить исполнять роль депутатов, министров, и даже главы государства. При этом они будут убедительно выглядеть, открывать рот в такт звучащим словам, и публиковать программные статьи. Одним словом, это способные животные.

Ходят слухи, что где-то на самом верху всерьез рассматривался вопрос о полной замене населения здешних мест. Нежизнеспособное и вымирающее человеческое поголовье предлагалось полностью заменить медведями. Однако, впоследствии от радикальных планов отказались, оставив людей в качестве обслуги. С тех пор медведи зажили здесь как у себя дома. И все бы хорошо, кабы ни их зверский аппетит.

Впрочем, оставим горькие шутки над своей страной и ее незавидной участью. Стоит заметить, что само название ее происходит от латинского «урсус», медведь. Уруссия, Россия – страна медведей. До латинян эти места звались Арктикой, что означает то же самое. «Арктос» по-гречески - медведь. Арктика – край арктосов. Медвежий угол. Глухомань. Закон тайга, медведь прокурор. Или президент. На худой конец, премьер.

Если медведи правят людьми, значит им это позволяют.

Волчья охота

Теперь поговорим о том, чем все закончится. Причем очень скоро. Как известно, не бывает глобуса России. Мы часть единого мира. Как ни хотелось бы зажмуриться, укрывшись под нефтяным зонтиком, мир настигнет нас. И жестко взяв за причинное место, извлечет на свет. Новая реальность, в которой мы проснемся, может оказаться очень неприятным местом. Причем контуры ее уже очевидны.

Через пятьдесят лет люди научатся обходиться без углеводородов. Возможно, даже раньше. Тенденция очевидна, задача поставлена и будет решена. Страны, не построившие ничего кроме схем увода и распила финансовых потоков, ждет экономический коллапс. В занесенных снегом мегаполисах гаснет свет. Системы обеспечения и связи отключены. Государства нет. На улицах правят воюющие банды.

За двадцать лет до этого у наших границ будет стоять Великий Китай. Трудно вообразить его мощь. Мы будем закупать там не только одежду, но и высокие технологии. И платить землей и свободой. С юга подступит халифат. Столь же воинственный, как тысячу лет назад, но с атомными ракетами. Которые мы сами ему поставим. Страна будет разделена. На славянскую, исламскую и китайскую части. И они схватятся насмерть.

Мир это лес, где обитают волки. И они голодны.

Восстание хомячков

Будущее не несет ничего, кроме тотальной гражданской войны, оккупации и геноцида коренного населения. Оптимистов утешит, что через сто лет эта земля будет заселена новыми племенами. Возможно, она даже расцветет в их руках. Остатки аборигенов будут доживать век в резервациях. Спустя годы в резервации станут возить туристов. И снимать фильмы про дикий север и отважных поселенцев.

Такова цена, которую люди готовы платить за власть медведей. То есть, за сохранение нынешних обычаев и политических порядков. Поэтому некоторые из них решили перестать быть людьми. Сбросить человеческую кожу, и облечься в шкурку маленького пушистого зверька. Зверь этот умен, подвижен, и злопамятен. Он не забывает и не прощает. Он собирается снять шкуру с медведей. И поделить ее по уму.

Идея разумного социального порядка не столь уж нова в здешних краях. Собственно, страна эта много веков подряд была частью западного мира, и даже не самой последней. Пора вернуть вещи на свои места. Исправить глупость и результаты неудачных экспериментов. И жить как приличные люди. Не надо даже ничего изобретать. Важно лишь не дать медведям этому помешать. И объяснить все людям на их языке.

Если человек зовет себя хомячком, то он понял, что значит быть человеком.

Молчание Ганди

После смерти Ганди стало не с кем поговорить…

Чужие боги

Есть люди, верящие в разных богов. Однако, боги часто подводят нас. Тогда остается полагаться на тех, кто к нам ближе. Не доверяющие богам почитают силы природы и духов предков. Если предки не заслужили почтения, либо не обладали достойным духом, приходится взывать к теням чужих героев. Много достойных душ в разные времена посещало мир. Но не всякое их слово будет нам полезным.

Есть люди, не верящие ни во что. Либо верующие в такие вещи, о которых в приличном обществе не говорят вслух. У иных из них есть душа, но такая, что лучше бы и не было. Потому что чем бы они ни занялись, выходит одно мучение, несуразица и воровство. Что ничуть не мешает им ходить по земле и даже править странами. Боле того, некоторые из них даже шутят. Над тем, чего лучше бы не касаться.

Одну из таких шуток я вынес в эпиграф. Некоторые полагают, что бог шутившему судья, но я думаю иначе. Мне кажется, что люди доберутся до него первыми. Хотя на сей счет есть разные мнения. Сейчас мало кто представляет, когда и как это может быть сделано. Но есть одна милая идея. Прибыла она в наши края с востока, преодолев границы и прочно поселившись в умах просвещенных европейцев.

Любовь к врагам

Это идея ненасилия. Любви к врагам, и ненасильственного протеста. Первая волна этой странной любви пришла с востока две с лишним тысячи лет назад, после проповеди Будды. Но она как-то не вдохновила античных воителей, оставив след лишь в словах философов. Вторая, родившаяся на восточном берегу средиземноморья, произвела больший эффект. Третья же накрыла нас полвека назад вместе с именем Ганди.

Предложение возлюбить всякую тварь без разбора весьма заманчиво. Хотя я с великим уважением отношусь к нашедшим в себе силы от него отказаться. Потому что обычно любовь к врагу означает ненависть к себе, завернутую в красивую обертку. Человек, втайне отвергающий, ненавидящий и презирающий себя, не в силах осознать это. Тогда его подсознание находит прекрасный выход. Полюбить тех, кто ненавидит тебя.

Непротивление насилию есть высшая форма мазохизма, возведенная в моральную добродетель. С другой стороны, в нем есть компонент скрытого садизма, поскольку предполагается, что страдания не сопротивляющейся жертвы вызовут у врага сильнейшие моральные страдания и чувство вины. Не нашедшие сил для прямого противоборства, разыгрывают странные игры, обретая превосходство над врагом.

Источник силы

Ганди мечтал, что ненасилием можно победить даже фашизм. Однако, это невозможно. Мы можем мирно протестовать лишь против врага, способного испытывать чувство вины. Против того, кто способен к самоанализу, личностному росту и духовному раскаянию. При этом противник должен находиться в рамках религиозной, культурной и социальной традиции, полагающей отказ от насилия высокой добродетелью.

Ганди опирался на тысячи лет индийской религиозно-философской традиции. Ненасилие,ахимса, укоренено в большинстве направлений индуизма не только на словах, но и в практике всей жизни. По этому Ганди имел не только безусловную поддержку подавляющего большинства населения, но и приобрел статус духовного лидера нации. Его почитали как святого. А если вас ведет бог, то ваши силы бесконечны.

Он был пацифистом, и внешне поддерживая Британию во второй мировой войне, использовал войну как повод для ее осуждения. Так он получил симпатии британцев как союзник, и индусов, как непреклонный борец с иноземцами. После войны британцы не могли вести себя как фашисты на оккупированных территориях. Само английское общество не допустило бы этого. Поэтому компания ненасилия победила.

Ненависть к себе

Однако, человек это хищник. И вместе с тем, социальное животное, склонное в равной мере испытывать и всепоглощающую ненависть, и всепрощающую любовь. В обществе, систематически поощряющим одну половину нашего существа, вторая подвергается подавлению. Она объявляется дурной, позорящей нашу природу и осуждаемой. Тогда мы просто перестаем осознавать ее в себе. Но от этого она не уходит.

Фрейд оказался сильнее Ганди. Искусственно подавляемая ненависть к врагам нашла себе выход после победы. Вчерашние друзья по освободительной борьбе развязали кровавую бойню, равной которой не было в истории Индии. Ганди говорил, что все, за что он боролся, потерпело крах. Лишь его угроза убить себя смогла остановить кровопролитие. И лишь благодаря тому, что его почитали и любили как отца.

Однако, человек, долгое время ненавидящий своих врагов, не может выключить свои чувства словно щелкнуть выключателем. Преодоление давних обид это дело длительной внутренней работы. Способны к ней лишь немногие. Для большинства скрытая ненависть рано или поздно найдет выход. И если мы запрещаем себе вымещать ее на тех, кто ее заслужил, то обратим ее на собственных друзей.

Условия чуда

Ненасилие действительно работает. И позволяет достигать выдающихся результатов. Но очень важно понять, когда, где и как, и не перепутать. Ганди имел за собой консолидированную волю народа. Это была борьба нации с чужаками, завоевателями, людьми иной культуры. Избавиться от их власти хотели все. Это позволило его идеям овладеть массами. Без общего согласия ненасилие не работает.

Ненасильственный протест достигает цели тогда, когда он способен вызвать в лагере врага раскол. Лидеры противника разделяются на сторонников жестких мер и гуманистов. Оппозиция и свободная пресса смакуют ваши страдания и обвиняют в них власти. Церковь публично поддерживает вас. Все общество испытывает глубокое чувство вины. Тогда мирный протест делает то, на что неспособны бомбы. Враг сдается.

Итак, условия успеха следующие: Консолидация по явному признаку. Наличие в стане противника развитого гражданского общества, свободной прессы, публичной политики, и гуманистических убеждений, укорененных в массовом сознании. Сопровождающее их чувство вины перед жертвами несправедливости и насилия. При отсутствии же этих условий мирный протест становится пустым сотрясанием воздуха.

Запад это Запад, а Восток это Восток.

………………

Если после смерти Ганди вам не с кем поговорить, спросите себя, стал ли он разговаривать с вами, если бы был жив. Кроме того, может быть, что много более интересным собеседником для вас оказался бы Емельян Пугачев или Степан Разин. Они тоже очень интересные люди, и весьма способные ораторы.

Борода Шекспира

Лучше знание – знание самого себя

Худшее знание – знание собственного будущего

Но самое пустое и глупое знание – знание обстоятельств и подробностей жизни соседа

Обращенное любопытство

Вечно люди ищут худшего, а за невозможностью найти, удовлетворяются напрасным. Существо, не имеющее сил пуститься на утлом суденышке за горизонт, или отправиться на войну, убивает себя воскуряя дым. Не посмевший возлюбить безумного бога и пасть за веру, становится футбольным фанатом. Или театралом.

Тревога и страх внушали желание познать будущее, и гнали поколения предков стучаться в двери гадалок. Робкие потомки не решаются даже осознать этот страх. И обращают взор в прошлое. Они тешатся мечтой, что былое содержит корни грядущего, даруя ключ к нему. Но это пустое. Минувшее не учит и не дает ключей.

Носил ли Шекспир бороду? И если да, то какого фасона? Каким был цвет ее волос, длина, и сколь часто сей великий муж брал в руки ножницы, дабы привести ее в соответствие с модой? Впрочем, возможно он был нонконформист, мало озабоченный погоней за стилем. Однако, нам нет ничего важнее, нежели знать это.

Вы говорите, он еще писал пьесы? Кто бы мог подумать…

Плоды из склепа

Копаться в прошлом, это как заниматься любовью с мертвым телом. Такая причуда приносит не только радость, но и определенным образом характеризует ее практикующих. Однако, эту тему, в связи с ее сложной медицинской спецификой, оставим для другого раза, и обратимся к изучению плодов столь странной любви.

Пытливому взору открыто, что видимое многообразие судеб имеет внутри себя некий плотный костяк. Он подобен скелету, дающему жесткость, и привносящему в движения наших тел скрытый порядок. Ценою прочности оказывается набор ограничений и устойчивых схем. Так устроено и все богатство жизненных коллизий.

Устойчивые роли и сюжеты повторяются из века в век. Их путь непреложен. Мы можем назвать их архетипами, обитающими в коллективном бессознательном, или почитать богами, правящими пути людей. Это не дает шанса предвидеть будущее, но дает силу его объяснить. И их можно разыграть публично, всем в назидание.

А вы думали, для чего существует театр? Развлекать вас?

Три роли

Существует три способа придавать значение происходящему на сцене. Оно должно изображать реальность, учить, и служить поводом к созданию новых смыслов. В изобразительном подходе важен реализм. Вид дерева переносит нас в лес, а слезы и радость героев вызывают в нашем сердце деятельное сочувствие.

Учение безразлично к антуражу. Оно перемещает нас за школьную парту, где притворившийся пророком автор сообщает нам открывшуюся ему правду жизни. Коллизии сюжета и судьба героев суть метафоры, а одеяния и реквизит являются служебным инструментарием, удерживающим внимание на учебном материале.

Третий подход в равной мере плюет на историческую правду и моральное поучение. Действие не демонстрирует нам мир, словно дурное подобие кино. И не претендует на знание законов морали, превосходящее наше. Его предназначение – вызвать обсуждение. Стать поводом для публичного спора, скандала и конфликта.

Если пьеса не кончилась дракой, зачем вы ее смотрели?

Смена ориентиров

Во времена седой древности, когда люди еще не вознаградили себя телевизором, ничто не могло изображать мир лучше, чем театр. Он показывал не только видимое глазу, но и незримые чертоги богов. На сцене воскресали давно почившие герои, и обретали рождение никогда не жившие люди. Это была вторая реальность.

Продолжавшие чувствовать себя детьми люди повсюду искали себе мудрых отцов и заботливых матерей. Им нужны были те, кто окружит их заботой и придаст смысл повседневным занятиям. Мудрецы и герои, способные научить жизни и открыть тайны бытия. И, за неимением лучшего, находили их на сцене.

Однако, взрослый человек сам себе и отец и мать. Возмужавшее человечество не нуждалось больше в опеке и моральном наставлении. Каждый сам открывает свои истины и задает себе цели, придавая жизни тот смысл, на который хватит его собственных сил. Но сформулировать его можно, лишь общаясь с подобными себе.

Если ищите истину, то не пойти ли вам в школу?

Пространство смыслов

Для человека с архаичным мышлением смыслы и значения содержаться в вещах, словно дикие звери в клетках. Особый служитель присматривает за ними, и в благодарность за старание иногда являет нам. Тогда мы можем наблюдать их сквозь прутья решетки, и долго потом хранить в памяти эти светлые моменты.

Для завзятого театрала, театр – это клетка клеток. Главная клетка вселенной, в которой со времен изначальных собраны и сберегаются для него подлинные значения и смыслы существующего. Для нового поколения драматургов это двор, в котором можно гонять мяч. Публика сама найдет смысл, и станет с жаром защищать его.

Представление это событие, дающее повод для драки. Смысл это приз, которого не хватит на всех. И совершенно не важно, соответствует ли сказанное со сцены реалиям жизни, несет ли гармонию и красоту, или темно как ночь. Важно, что бы жест отозвался в сердцах. И отозвавшись на него, мы сами наполнили смыслом представшую нам пустоту.

Если вам рассказали, в чем смысл жизни, то вас обманули.

Так что, если вы все еще ищите в театре смысл, или правду жизни, пойдите и повзрослейте. И не путайтесь под ногами у взрослых с суждениями, почерпнутыми из прошлых веков. Искусство ничего не должно вам. А вы ничего не должны ему. Никогда не ждите от мира чудес, кроме тех, на которые решитесь сами.

Гибель театра

Что такое современная драма? Метафора бытия, ключ к таящейся в сердце правде, или подделка под величие? Существует ли истина, или мы погружены в мир иллюзий? Выживет ли театральное искусство в изменившемся мире? Каким будет театр будущего? И так ли он нужен, как уверяют его поклонники?

Ключ к голове

В чем суть современной драмы? Драматический жанр лучше прочих проникает в сердце. В самые глубины бессознательного. Так повелось с античных времен. Действие, происходящее на сцене, загадочным способом производит трансформацию, последствия которой мы наблюдаем в себе спустя некоторое время. Иногда это нам нравится, иногда нет. Но как правило случившееся необратимо.

Иными словами, драма, это мина замедленного действия, подложенная автором под нашу жизнь. При нашем активном участии. Что-то взрывается в голове, и казавшийся привычным мир летит вверх тормашками. Обыденные обстоятельства вызывают гнев, а привычные повадки предстают низким мошенничеством. Тогда мы начинаем думать, вглядываться в себя, искать причины, и постепенно меняться.

Однако изменения, нахлынувшие внезапно, не всегда приносят радость. От того томительный позыв совершить подвиг и изменить собственную жизнь обычно купируется бессознательным торможением. Навеянные сценой желания вступают в конфликт с реалиями привычной жизни, социальными стереотипами и обязательствами перед ближними. Это вызывает страдания, принимаемые за возвышение духа.

Очищение соучастием

Психоанализ заимствовал у древней драмы идею катарсиса. Ритуальное очищение от иллюзий и накопленного зла. Катарсис венчал собой переживание минувшего. Он становился результатом проживания истории, разворачивающейся перед нашими глазами. Зритель отождествлялся с героями, проживая происходящее на сцене. События, примеренные на себя, несли знание собственной души и очищали ее.

В ходе психоаналитической процедуры, клиент становится автором и сценой собственной драмы. Пред его внутренним взором проходят преследующие его сюжеты, рожденные в далеком прошлом. Их повторное проживание, соединившись с отстраненной интерпретацией, дает новое понимание, ведущее к освобождению от боли. Причиняющие страдание привычки и идеи сменяются новыми, более адаптивными.

Впоследствии оказалось, что само участие в театральной постановке может обладать глубоким терапевтическим эффектом. На основе этого были созданы методы психодрамы. Ее отличие от психоанализа в том, что входе нее внутренняя реальность не только проживается внутри, но и разыгрывается во внешнем пространстве с помощью партнеров. Так дар античности стал исцеляющим душу лекарством.

Тайные радости

Но прошли века, и от античного величия остались истлевшие кости. Сегодня действие на сцене завершается не очищением, а чувством, словно тебя вываляли в помоях. Впрочем, на подобное удовольствие хватает любителей. Наслаждение от прикосновения к убогому способно наполнить смыслом душу многих. Театр становится местом, изображающим не торжество лучших порывов души, но их крах и поругание.

Наблюдение за торжеством зла ведет к переживанию тайной радости. Очищение от внутренней тьмы требует усилия. Потворство инстинктам делает жизнь проще. Энергия долго подавляемых чувств, сбросившая с себя оковы, дает ощущение эйфории. Мир кажется понятным и простым, и многие вопросы находят ответы. Того же эффекта достигает психоанализ, обращая нас к своим корням и природе.

Однако, в психоаналитической практике подавляемые чувства обнажаются ради того, что бы совершить с ними преображающую работу. Познание дает силу изменить себя. Здесь же процесс высвобождения деструктивных импульсов ведет не к их пониманию и проработке, но к снижению порога сознания и растворению эго в гедонистическом удовольствии. Это скорее можно сравнить с действием опьянения.

Распавшийся сюжет

За долгие века своей истории драма открыла, препарировала, и представила на обозрение все многообразие человеческих чувств и сюжетов. За тысячи лет природа нашего ума не претерпела существенных изменений. Сменились религии и философские взгляды, и бесконечно развилось технологическое могущество. Смягчились нравы, а общественные институты стали куда более человеколюбивыми.

Но сущность наших чувств, и стоящие за ними глубинные механизмы остались прежними, точно так же, как строение скелета. Хотя внешний антураж и особенности выражения внутренней реальности стали иными. Мы не хватаемся больше за меч, и не вызываем соперника на поединок. Не убиваем неверных жен, и не посылаем на казнь не угодивших нам друзей. Во всяком случае, если живем в цивилизованной части мира.

В результате, новой драме нечего нам предложить. Все было, и не раз. Остаются три пути. Можно пересказывать классику, придавая ей современный антураж. Можно вырезать из старых сюжетов отдельные фрагменты, и произвольно их компоновать, превращая в мозаику. Или окончательно разрушить логику и сюжет, превратив действие в занятную фантасмагорию. Но потом придется все это как-то объяснять.

Возвышение эксперта

Тем временем произошла трансформация института критики. Еще два века назад слово критик означало эксперта. Его занятием было рассуждение о сути вещей. Постепенно анализ все чаще стал означать поиск несовершенств. Разрушающее внимание, направленное на недостатки. В конце концов, критика действия превратилась в критику зрителя. То есть, в сладострастное обличение его предполагаемых пороков.

Критика объяснит, что если вам что-то не понравилось, то вы же и виноваты. Для внушения чувства неполноценности психологически здоровому зрителю существует театральная пресса и экспертное сообщество. Как заметил один некогда популярный имиджмейкер, ложь, повторенная многократно, становится истиной. А вполне неглупый человек, неоднократно услыхав о своей тупости, чувствует себя дураком.

В результате, у зрителя возникает стойкое чувство неполноценности, невежества и моральной ущербности. Впоследствии он маскирует его с помощью демонстрации значимости, агрессии и иных механизмов защиты. Разум, подавленный зависимостью от авторитета, начинает требовать жертв, на которых ему удастся выместить обиду. Из лекарства для души современный театр превращается в душевную болезнь.

Заговор просвещенных

Собственно, экспертное сообщество формируется из подобного рода больных. Чувство личной незначительности, приобретенное за годы непрерывной критической обработки, они вынуждены компенсировать, унижая других. Так происходит воспроизводство невроза, в театральных кругах почитаемого признаком высокой духовности. Здоровый же и разумный человек вызывает ярость и потоки обличений.

Эксперт, как правило, стремится вести себя с максимально возможной значимостью, ссылаться на непререкаемые авторитеты, и выступать с позиции априорной истины. Всякое сомнение в своих словах он предпочитает трактовать как признак вашей глупости. При этом ни на один вопрос по существу он ответить обычно не в состоянии. Что вполне естественно, поскольку ответов на них вообще не существует.

Сообщество в тайне презирающих себя людей ведет себя с показной надменностью, демонстрируя причастность к истинам, не доступным смертным. Для этого приходится делать многозначительные жесты, и непрерывно сетовать на убожество окружающих и их неспособность считывать культурные коды. Однако, ни один из самоназначенных экспертов не в состоянии объяснить, что он под этими словами имеет в виду.

Удел творца

Жизнь экспертного сообщества в равной мере наполнена страхом и завистью, протекая меж ними, как река среди крутых берегов. Страх оказаться разоблаченным, предстать перед людьми в своем истинном свете, в качестве людей самовлюбленных и несведущих, трансформируется в ненависть и обличительный раж. Внушенное себе чувство неполноценности находит выражение в страстной зависти к автору.

Творец, создающий драматическое произведение, и воплощающий его в сценическое действо, со стороны представляется существом совершенно иного масштаба и свойства. Автор подобен богу, создающему миры из ничего. Его воля населяет их кипящей и борющейся перед нашими глазами жизнью. Могущество чужого воображения как правило завораживает людей с парализованными творческими способностями.

При этом внутренний мир автора остается сокрытым от глаз. И служит идеальным объектом для инфантильных фантазий об идеальном и могущественном существе. Однако, реалии далеки от старательно культивируемого мифа. Обычно автор это нарцисс, одержимый страстной любовью к себе, и требующий почитания. Любая иная форма обратной связи воспринимаются им как личное оскорбление.

Утехи цветов

Особенностью нарциссического состояния являются резкие перепады самооценки. Периодические мощные колебания между двумя полюсами. На одном человек ощущает себя величайшим гением, наделенным сверхъестественными силами и особым высшим предназначением. Все созданное им гениально и осенено вечностью. На другом он ничтожество. Все созданное омерзительно, ужасно и вызывает стыд.

В порыве величия автор создает текст, не стоящий и выеденного яйца, и принимает его за шедевр. А в следующей фазе уничтожает наброски, содержащие по-настоящему великие прозрения. От того считается, что гений это не столько вдохновение, сколько упорный труд. Собственно, вдохновением обычно называется пик фазы величия, сопровождающийся ощущением присутствия высших сил и беспредельного восторга.

Соответственно, для создания качественного текста автору необходимо пройти несколько пиков восторга, дающих ему энергию для работы и служащих наградой за труд. Так же ему требуется терпение и выдержка, что бы не только пережить депрессивные фазы, но и использовать их для самой тщательной правки своего детища. Однако, это удел таланта. Обычно мы имеем продукт совсем иного свойства.

Новые берега

В суровые эпохи минувших веков, авторы, слишком увлеченные качанием на нарциссических качелях, не выживали. Их тонкая натура не выдерживала встречи с реальной жизнью. Таковы причина ранней гибели многих, почитаемых как гении. Выживали те, кто обладал гибкостью, настойчивостью и склонностью к самоанализу. Они-то и создали большую часть классики. Но сегодня выживают все.

В результате мы имеем парадоксальную ситуацию, когда больные лечат здоровых. Страдающий острой формой нарциссизма, и часто социально неадекватный автор, становится учителем жизни, возвещающим истины о внутреннем мире человека. Сообщество же профессиональных критиков дружно изображает вокруг очередного гения новое платье короля. Главное выдерживать при этом умное лицо.

Однако, выражением лица сыт не будешь. В результате, мы имеем водораздел меж убожеством современной драмы и восхваляющим ее экспертным сообществом с одной стороны, и изумленным зрителем с другой. Однако, если вглядываться в черный квадрат, рано или поздно узришь бога. Театр становится школой конформизма, тренирующей лицемерие. Зритель учится соглашаться, и принимать покорность за мышление.

Следующее солнце

Все это уже многие годы рождает разговоры о смерти театра. Однако, покуда он совершенно не торопится нас покидать. И проявляет все признаки дальнейшей трансформации. Есть основания полагать, что в будущем он возродится, причем в совершенно ином качестве. Вернее, в трех новых форматах, являющихся логическим продолжением существующих тенденций. Впрочем, это будет не совсем театр.

Первая тенденция завершится окончательным превращением действия в перформанс. Гротескно костюмированный маскарад, соединенный с публичным обнажением, ненормативной лексикой и сексуальными практиками. Театр окончательно сойдет со сцены и переместится на подиумы ночных клубов и стойки баров. Балет соединится со стриптизом, и полностью сотрется грань меж драмой и высоким порно.

Вторая последует за сокрытой в театре целительной силой. Начала, положенные психодрамой, и продолжаемые новыми студиями и тренингами актерского мастерства, получат развитие в виде исцеляющей игры. Терапевтический театр станет медицинским инструментом, соединив сцену с поликлиникой и стационаром. Хирургия и публичный диалог смогут соединить здесь свои лучше особенности ради здоровья людей.

Третья тенденция возвращает нас к корням. К античной драме и высокой трагедии. Это будет возвращение классики, избавленной от позднейших наслоений, и соединенной с первобытной интерактивностью. Действие объединит героев и хор, позволив нам стать соучастниками событий. Единоборства, игра в мяч, и бой с оружием соединятся со стихосложением, восстановив в душах античный идеал гармонии.

Возможно, так и будет. А может, все пойдет совсем иначе. Но так, как происходит сейчас, не может продолжаться слишком долго. Ведь сохранение нынешней ситуации оказалось бы для театра и его зрителей перспективой более горшей, нежели все нарисованные воображением апокалипсические прогнозы. Однако, поживем – увидим.