Говорят, что все мы когда-то слезли с деревьев, и лишь потом, спустя много лет, и даже веков, построили города, дороги, и все прочее, привычно окружившее нас. Но даже если это были не мы, а наши древние прародители, то их гены и ныне живут в нас, при всякой возможности напоминая о себе.
Впрочем, существует множество людей, верящих, что мы произошли от богов. Однако, даже в этом, крайне сомнительном, на мой взгляд, случае, наши далекие предки первое время проживали в саду, и сохранили память о первозданном лесе, как о прекрасном рае, где нет забот и тревог, присущих современной жизни
Поэтому, тяга убежать в лес по прежнему живет в сердце каждого приличного городского человека. И что бы не бегать далеко, люди придумали парки, и устроили их в центре своих городов. Парк, это живое зеленое сердце современного города, маленький кусочек леса, временно взятый в плен городскими джунглями.
Огромный город со всех сторон обступает его, давит стенами, душит вплотную сомкнувшимися на горле потоками машин. А парк тем временем живет своей, не вполне понятной нам жизнью, и так и притягивает наши души. И шум листвы зовет нас сбежать, и хоть на пару часов скрыться за его зеленой стеной.
Так что мы, всем сообществом Культурный Фронт, выбрали день на исходе весны, и убежали в один из таких рукотворных лесов. И слившись с дыханием леса, решили обсудить, что же такое городской парк, и куда он катится. А наши друзья и информационные партнеры из Новой Газеты все это записали.
И вот что из этого получилось…
ПАРКИ, КОТОРЫЕ НАМ НУЖНЫ
Источник текста: Новая Газета:
Егор Верещагин, журналист, активист движения «СпасГрад»: — Парки, это часть культуры. Не секрет, что большинство нижегородских парков официально являются объектами культурного наследия. Можно сколько угодно рассуждать, что надо беречь парки, что они культура, но статус у них уже есть, этого не отнять.
Второй момент: культура — то, что создано человеком. Если подходить формально, то парки — это минимум культуры. Пройдет лет пятьсот, и что останется на территории парка, о чем можно сказать, что это создано человеком?
Если посмотреть глубже, то каждый парк рукотворен, ландшафт создан человеком. Многие парки высаживались. Даже парк «Швейцария» — творение рук человека, как и все остальные нижегородские парки. Мы не имеем права сказать, что это не культура, это как раз то, что мы, наши предки создали. Другой вопрос, как нам это развивать, сохранять, как к этому относиться.
Максим Калашников, журналист, блогер: — На мой взгляд, парки частью культурного пространства Нижнего не являются. Я не знаю более или менее заметных и значимых культурных мероприятий, которые бы проводились в парках. Если вспоминать историю, то каждый парк у нас называется парком культуры и отдыха.
Так вот, первая часть, касающаяся культуры, ликвидирована. Исчезли эстрады, исчезают памятники. Парк остается местом только для отдыха, и отдыха достаточно сомнительного.
Что мы подразумеваем под культурой? Если мы говорим о культуре, которая касается искусства и творчества, то этой части в парках нет. Сегодня парки не являются частью культурного пространства, так как в них не происходят никакие культурные мероприятия. Я бы отделял праздники от культурных мероприятий.
Максим Маткин, предприниматель, учредитель общественной организации «Торговые люди»: — Какая культура, такие и парки. Мы все живем в бетонных джунглях, нечасто выезжаем на природу. Парки должны являться местом, куда хочется пойти погулять с семьей, куда хочется прийти полежать на лужайке, как это принято во многих странах, куда хочется прийти на пикник, где проводятся интересные концерты. Положительный пример — развитие парка культуры и отдыха им. Горького в Москве.
Зимой в наших парках довольно прилично. Не видно грязи и мусора, бурьянов, нескошенной травы. Но то, что творится в парках летом, не то что нельзя назвать культурой, это можно назвать антикультурой, поведенческой моделью государства. Муниципалитет должен вкладывать серьезные деньги для того, чтобы прививать культуру, для того, чтобы в городе создавать зеленые оазисы, легкие города.
Сейчас все это низведено до состояния одной большой шашлычной, которая не охраняется, в которой просто опасно находиться. Но и бизнес должен вкладывать деньги в городскую среду. Ведь парки могут навсегда остаться доброй памятью тем, кто их благоустроил. Когда-то у нас были такие меценаты.
Дмитрий Гительсон, руководитель бюро общественных коммуникаций «Агитпром»: — В этом смысле пример Бугрова очень показателен. Это пример социальной ответственности бизнеса. Причем Бугрова помнят не потому, что о нем пишут в газетах. Память живет в народе. Есть в нижегородском языке Бугровский дом, есть Бугровское кладбище.
Кстати, о кладбищах. Многие наши парки стоят на кладбищах. Парк им. Свердлова — это архиерейский сад, большая часть которого была архиерейским кладбищем. История парка Кулибина тоже всем известна: там были бульдозером снесены все могилы. Но там оставили две — Ивана Петровича Кулибина и Акулины Ивановны Пешковой, бабушки Максима Горького, что делает этот парк уникальным. Памятника бабушке писателя, я думаю, нет ни в одной стране мира. Это, конечно, должно остаться.
С другой стороны, когда я иду по парку Кулибина, я понимаю, что там могилы. Это нельзя не ощущать. Что с этим делать?
Евгений Габелев, психолог, бизнес-тренер: — Это не самый плохой вариант. И в Москве, и в европейских городах ситуация со сносом кладбищ и выбрасыванием костей похожая. К примеру, есть маленький средневековый город, людей хоронят при церкви внутри ограды. Люди плодятся, по десять детей в семье, половина мрет в детстве, половина погибает потом в болезнях или в войнах, они хоронятся там же. Проходит десять-двадцать лет, кладбище забито. Что происходит дальше?
Очищают территорию от останков, сваливают в общий склеп, оформленный определенным образом. Все оставшееся место отдают под новые захоронения. Через двадцать лет точно так же вынимают и выбрасывают. Потом город расширяется, церковь сносится, строится на новом месте. Из этой территории изымаются кости, там все застраивается или делается городской парк. Все европейские города в исторической части стоят на кладбищах.
Точно так же происходит у нас. Историческая граница Нижнего была очень скромной до начала XX века — площадь Горького, Свободы, Сенная. Дальше были овраги, пригороды, леса, деревни и кладбища. Совершенно естественно, что когда город расширялся, кладбища замещались другими постройками. Не надо думать, что советский период — особый период попрания могил предков и плясок на костях.
Дмитрий Гительсон: — Есть другая сторона проблемы: в Кулибинском парке было много могил выдающихся нижегородцев, которые могли бы и оставить.
Евгений Габелев: — Вот так же про дома говорят! В этом доме жил великий человек и сносить нельзя, а в этом жили какие-то лохи, история не сохранила их имена, и сносить можно. Слушайте, ребята, это очень нехороший тренд — говорить, что вот эти люди никто и звать их никак, и дом и могилы ничего не стоят, а вот этот парняга где-то засветился, — хотя он мог быть большим ублюдком, чем они все вместе взятые — нарисовался в какой-то тусовке, и поэтому этот дом нельзя сносить. В смерти все равны.
Проблема в том, что мы говорим не о костях вообще, а о себе, о своих костях. Мы примеряем эту ситуацию на себя, мы видим свои кости выброшенными и память о себе исчезнувшей. Нам это страшно. А средневековый человек принимал это как неизбежность, наблюдая регулярные разгромы кладбищ. Кости были символом тлена, а не реликвией, которую надо сохранять — кости обычного человека, если это не признанный святой. Это было естественным напоминаем о бренности всего.
Именно поэтому люди занимались благотворительностью: человек мог обессмертить память о себе в том случае, если он не просто умер и похоронен, а если он что-то совершил своими руками, ногами, деньгами, умом, создал какие-то артефакты, подарил что-то городу, построил собор, создал произведение искусства, вытесал своими руками статую на фронтоне собора.
А кости — это неважно. Я говорю о ментальности. Когда человек отождествляет себя с телом, для него важно, что будет с его костями. Когда он отождествляет себя с духом, ему плевать, что будет с его костями.
Максим Маткин: — Давайте вернемся к нашей теме. В Нижнем тоже была культура парков. Если мне не изменяет память, местом притяжения нижегородцев в XIX — начале XX века был Черный пруд, окруженный парком, где катались на лодках, где горожане гуляли.
Сейчас, погрузившись вместе с вами в эту тему, я понимаю, что все парки Нижнего Новгорода — заложники неэффективного управления. Культуру парков можно создать. К сожалению или к счастью, ее можно создавать только насаждениями, все это надо стричь, оборудовать урнами и лавками.
Наверное, к каждому из нас приезжают гости. Скажите, хоть один из вас говорит гостю нашего города — а пойдем погуляем в парк? А Центральный парк в Нью-Йорке (на фото - прим. ред.) является одним из самых посещаемых мест в мире. Сады Тюильри — то же самое, или парк Гюльхане в Стамбуле. Все эти парки, насколько я знаю, содержатся за счет муниципалитета, не отдаются в частные руки. В этих парках нет засилья бизнеса.
Максим Калашников: — Если нет идей, значит, не надо ничего изобретать, надо ехать в Москву, брать готовую модель и копировать. В этом нет ничего постыдного. Кто-нибудь помнит, чем был парк им. Горького до изменений? Парком «Швейцария». Были такие же шашлычки и выпивохи у каждого куста. Однако была воля, и было многое сделано.
Евгений Габелев: — Когда мы говорим, что можно преобразить парки, мы уходим в абстракцию. На самом деле нельзя. Почему? Потому что мы знаем, что некая группа креативных товарищей не может прийти к мэру и взять парк без цепочки личных контактов, некой договоренности на личных началах. Лица, которые получают там управление — это определенная группа, приближенная к градоначальнику, либо имеющая выход на приближенных. Эта группа имеет определенный менталитет. В данном случае наши парки являются заложниками административной системы.
Егор Верещагин: — А как вообще с парка получить прибыль?
Евгений Габелев: — Набрать шашлычников, взять с них денег, деньги распределить. То есть написано будет одно, а сделаны шашлычные. Эта ситуация при нынешней политической и административной системе неразрешима.
Нам приходится уповать на лотерею, что придет кто-то, случайно окажется среди инвесторов, приближенных к телу, окажется дельным человеком, который сделает из парка хороший бизнес. Такое невозможно при феодальном подходе к парку: раздал земли, собрал оброк.
Максим Маткин: — Если я не ошибаюсь, парк Горького финансируется за счет Москвы, и я уверен, что парк невозможно и не нужно делать коммерческим, прибыльным предприятием. Это должно быть рекреацией, душой города, местом, где длинный рубль не будет уныло выглядывать из воротника очередного мэра или главы района. Но у нас все сводится к бизнес-модели.
Евгений Габелев: — Именно поэтому трудно заманить предпринимателя в какую-то культурную тусовку гуманитариев. Он уже знает, что его там будут разводить на бабки на благое дело — на парки, на театры, на концерты. При этом будут смотреть на него с позиции морального превосходства.
Отношение халявщиков отталкивает спонсоров, инвесторов и меценатов. Они не хотят быть в роли богатых свиней, из которых трясут бабки на непонятные им проекты. Такая история не пойдет. Финансирование может осуществляться муниципально.
Другой подход — когда мы с уважением относимся к местному бизнесу, не пытаемся развести его на бабки, а втягиваем в культурные проекты не в качестве спонсоров, а в качестве живых людей, граждан нашего города, которым будет интересно прийти и посмотреть. Когда мы начинаем заниматься принудительным краудфандингом, люди обычно убегают.
Дмитрий Гительсон: — Вот отличный пример — зоопарк «Лимпопо» в самом благоустроенном нашем парке, Сормовском. Это история частной инициативы, конкретного предпринимателя. Конечно, можно сказать, что он хотел заработать, и наверняка зарабатывает, но ведь преображает этот парк.
И это единственное место в городе, куда комфортно пойти с детьми. Конечно, когда мы идем по «Лимпопо» и видим, что бизониха Дуся опекается фирмой «Инвестконсалтинг», это немного смешно, но, с другой стороны, какая разница? Результат есть. Значит, предприниматели могут менять это пространство.
Еще важно, что у нас в городе уникальный природный ландшафт. У нас есть как минимум два ландшафтных парка — Александровский сад и «Швейцария». Это парки с мировыми видами и огромными возможностями для создания необычных площадок — видовых, досуговых или концертных зон. Но эти возможности не используются. Где примеры новых решений?
Егор Верещагин: — Есть пример в Выксе. В конце мая там проводился международный фестиваль «Арт-овраг». Он проводится в старинном выксунском парке, который еще братья Баташевы устроили. Если посмотреть видео, фотографии, то мы увидим, что все сделано достаточно гармонично и интересно.
Главное — народ туда идет. Но я уже успел прочитать негативные отзывы защитников природы об этом мероприятии: там реликтовые деревья, толпа, которая приходит, утаптывает траву, наносит вред деревьям. Это проблема. Нельзя сказать однозначно, что массовый фестиваль мы сможем бескровно провести в городском парке.
Дмитрий Гительсон: — Самые красивые ландшафтные решения на территории России я видел в монастырях: идеальный порядок, красивейшие ухоженные растения, никакого вандализма, ни одного листка никто не сорвёт. Я думаю, дело не только в том, что для кого-то это святое местие. И в Дивеево, и во многих других, есть и эстетическая составляющая.
В Муроме есть маленький по территории монастырь, где находятся мощи Петра и Февронии, там потрясающий ландшафт, созданный по всем канонам современного дизайна. И там создается уникальная атмосфера, при которой никто не срывает, не топчет, не уничтожает.
Егор Верещагин: — Кстати, сейчас создается православный парк — от Печерского монастыря до Волги. Там будут интересные ландшафтные решения, много деревьев, которых у нас в нижегородской природе нет. Если проект воплотится, это будет сказочное место. И ходить туда можно будет всем, вопреки всему, что вокруг говорят.
Ольга Воронина, специалист по ландшафтной архитектуре, говорит, что парк — это оазис в городской пустыне, где мы дышим выхлопными газами, смотрим на в большинстве своем уродливые дома. Глазу негде отдохнуть. Горожанин, который измучен городом, спасается только в парке. Он там соприкасается с природой. Может быть, не надо что-то особенное делать с парками.
Может быть, нужно для начала сохранить — ландшафт, деревья, траву, пруды. В советское время так и было задумано. Строили парк на район. Он должен был находиться в зоне шаговой доступности. Парк рассматривался как место отдыха для рабочих, как центр жизни, как эстрада, спортивная площадка. Многое делалось на средства заводов, создавалась корпоративная культурная среда.
А что теперь? Вы представляете себе мэра города, гуляющего в свободное время в парке? Он приехал один раз, поговорил с инвестором, и его больше нет два года или пять лет. Есть тайм-менеджмент. Администрация, предприниматели — занятые люди, они выбирают, на какие вещи и обсуждения они будут тратить свое время, на какие — нет, так же, как мы делаем.
Он будет тратить время на обсуждение проекта бизнес-центра, аквапарка, торгового центра, того, что принесет ему дивиденды, где есть интересы его фирм. Это обсуждение строительства новых микрорайонов на территории парков или Щелковского хутора. А вопрос преобразования парка — ему некогда, это надо сидеть и часами вникать, нет желания этим заниматься.
Максим Маткин: — Я считаю, что изменение ситуации в парках возможно. Примеры изменения городской среды есть. Мы все их видели — как минимум в Парке Горького в Москве. Для этого требуются политическая воля и объединение горожан, которые будут, как общественный совет, наблюдать и доносить свое мнение до властных структур.
Максим Калашников: — Я бы добавил к этому еще один пункт, о котором мы говорим практически на каждом нашем заседании: это грамотный культурный менеджмент, которого нет. Я уверен, что силами господина Горина ситуация в парках изменится. Если мы не можем выписать сюда из Москвы Капкова, значит, надо выписать его заместителя или найти здесь, но принципиально новых людей.
Максим Маткин: — Я думаю, что в Нижнем Новгороде найдется достаточно людей, для которых это может стать делом жизни и чести.
Егор Верещагин: — Это вопрос, прежде всего, бюджета. Какая-то часть его должна идти на парки. В парках не должно быть капитального строительства ни в каком виде. Это уродует парки, противоречит их идее. А у нас пытаются в парке и оперный театр построить, споры и согласования еще идут, а решения на уровне Шанцева и Сорокина приняты. Аквапарки в городских парках — тоже неправильно, для них можно найти и другие места.
Кроме того, что бюджет должен идти на развитие парков, а культурные деятели, люди, которые просто живут в этом городе, актеры, музыканты, скульпторы, художники должны уже выходить в парки с инициативами. Не мэрия им говорит, где рисовать или устраивать концерт. Они могут сами выходить с идеями на дирекцию парка. И начать оживлять парки своими проектами.
Нужны оригинальные идеи, которые бы парки оживили. Можно в парках организовывать экспериментальные площадки, где люди будут не только благостно отдыхать, но и эмоционально отрываться, вымещать свою агрессию, «груши» сделать, например, чтобы люди не ломали ветки. У меня есть идея сделать подземный музей гражданской обороны в бомбоубежище. Почему не бы сделать необычные музеи в парке?
Евгений Габелев: — Я думаю, что существует большой зазор в наших разговорах между долженствованиями и возможностями. Есть два разных подхода к парку. Если мы хотим сделать парк Горького или русский Диснейленд, то это очень большие инвестиции, потому что реально работающие аттракционы, площадки — это очень дорого, не говоря уж о хорошем ландшафтном дизайне и средствах на охрану, безопасность и прочее.
Я боюсь, что таких денег в бюджете никогда не будет, а частного инвестора мы не заманим, потому что инвестиционная привлекательность территории весьма сомнительна. Другой подход — лотерея. Когда неожиданно возникает новый Бугров, Башкиров, Блинов, делает новый парк и дарит городу.
Или возникает мэр, который говорит, что надо наконец сделать парки для людей. В общем, возникает человек, которому это действительно нужно, вкладывается в один парк, осуществляется тотальная культурная интервенция, парк становится образцово-показательным. И это единственный путь в настоящий момент.
Или, все может пойти совсем не так. как нам хотелось...
…
